Я не кинокритик и не киновед. Просто очередной раз поддавшись массированной рекламе, посмотрел «Утомленные солнцем – 2» – «Предстояние» и хочу поделиться впечатлением, произведенным на меня этим фильмом.
Он состоит как бы из отдельных новелл, перескакивающих из 1941–го в 1943 год, объединенных одним сюжетом, и не стыкуется с первым фильмом. Например, Наде, дочери комдива Котова, в «Утомленных солнцем» шесть–семь лет. Через пять лет ей не менее восемнадцати, так как она работает пионервожатой в пионерском лагере. Как дочь репрессированного могла попасть в пионервожатые – загадка. Видимо, сказалась роль Мити, который прикрывает жену и дочь Котова. Это тот самый Митя, который в первом фильме покончил с собой. В новом фильме он воскрес в чине полковника НКВД. Думаю, что если бы даже Митю каким–то чудом обнаружили и откачали, то из–за очевидности причин самоубийства он бы пошел следом за арестованным им комдивом, т. е. в места не столь отдаленные. А Котов оказался, действительно, в местах не столь отдаленных. Политических, как мы знаем, обычно отправляли на север и восток, а котовский лагерек затесался на западную границу, надо же ему как–то в действующую армию попасть. Еще один кажущийся мне нелогичным основной поворот сюжета. Лето 1943 года. Вот–вот грянет битва на Курской дуге, или она в разгаре. У Сталина нет других забот, как вдруг начать интересоваться судьбой сгинувшего семь лет назад комдива Котова. Этот интерес был бы понятен в 1941–м – начале 1942 года. Тогда многих вернули в армию. Но с чего вдруг в 1943–м?..
Описывать сюжетные нелогичности и нестыковки, технические ляпы типа не тающего на усах искусственного снега или усыпанной крупными плодами яблони в июне можно долго. Меня же заинтересовал, на мой взгляд, более серьезный вопрос, какими красками рисует маститый режиссер своих и чужих. Корабль с эвакуированными идет с эмблемой «Красного креста». Немцы кружат вокруг, но не бомбят. И только после того, как какой–то солдатик (выстрелом из пистолета!) убивает летчика, разносят корабль.
Один из трех немцев убивает нескольких цыган. Далее следует потрясающий для россиянина диалог, примерно следующего содержания:
– Зачем ты это сделал? – с недоуменным раздражением спрашивает его один.
– Они цыгане.
– Мы не эсэсовцы, – и вдвоем осуждающе смотрят на убийцу.
Кремлевский курсант, приняв в тумане немецкие танки за наши, выскочил им навстречу. Из люка выглянул добродушно улыбающийся танкист и вместо пули кинул курсанту какую–то книгу. Оторопевший курсант зачем–то уперся в броню танка штыком. Танк немного постоял, давая ему время подумать, и поехал, раздавив беднягу.
Какую «правду о войне» нам показывает Никита Михалков, который в многочисленных интервью предстает перед нами славянофилом, патриотом, государственником и глубоко верующим человеком? Наши в панике и смятении убивают друг друга, забывают о дисциплине и субординации, начальство спасает собственные шкуры и имущество. Дыры на передовой затыкают необстрелянной «элитой, рост не менее 183 см», кремлевскими курсантами, две с половиной сотни которых (все!) гибнут в первом же бою. Жалость к мальчишкам наводит на мысль о безжалостности руководства, чего, видимо, и добивается Никита Сергеевич. И мало кто вспомнит в этот момент, что у немцев в конце войны воевали 14–летние пацаны, а Франция после наполеоновских войн осталась почти без мужчин призывного детородного возраста. Война…
Немцы же показаны так, что – еще немного и можно нимбы пририсовывать. Ну да, один жестковат, но осужден товарищами. У летчика своеобразное чувство юмора, шалун, но в целом–то они добрые, веселые ребята, мухи просто так не обидят. При случае «язык», едва не сбежавший от Котова, еще и поделится опытом, как его лучше связывать, чтобы он вновь не удрал. Их только трогать не надо, и все будет хорошо. Не будет никаких концлагерей, гетто, массовых расстрелов и т. п.
Немецкие солдаты с минимальными потерями промаршировали по Европе. Пришли с тем же настроем в СССР и встретили здесь, с первых шагов, отчаянное сопротивление. Гибнут товарищи, друзья, с которыми еще вчера пили шнапс и обсуждали похождения по полячкам и француженкам… Кого из них убьют сегодня, завтра? Откуда возьмутся добродушные, улыбающиеся немцы?
Фильм вышел перед 65–летием Победы. Это единственный политический праздник в стране, который признают все. Есть легендированный, что естественно через 65 лет, устоявшийся взгляд на Великую Отечественную войну. Причем легенды со временем складываются в любой стране вокруг заметных исторических событий, тем более таких масштабных, неоднозначных, многослойных, как война. Своим «великим фильмом о великой войне» Михалков провоцирует общество к расколу в отношении и последнего всеобщего праздника. Я представляю, с каким чувством смотрят это кино про добреньких справедливых фашистов ветераны. А молодежь, которая мало интересуется нашей историей, вообще не поймет, зачем было воевать с хорошими парнями за руководящих негодяев, особенно если учесть, что понятие «Родина» у нас понемногу размывается.
К сожалению, наши ветераны не умеют интересно рассказывать. Лет тридцать назад довелось ехать в одном купе с полковником, у которого на кителе было около двадцати боевых наград, не считая юбилейных. Мы, молодежь, завели разговор о войне. Заслуженный полковник вместо живого общения начал читать лекцию. Через три минуты стало скучно. Он ехал с какого–то совещания по работе с молодежью. В середине девяностых я попытался привлечь внимание двенадцатилетней дочери к радиопередаче, в которой ветеран рассказывал интересные вещи об итальянских и венгерских войсках на нашей территории. Внимания дочери хватило секунд на тридцать. После окончания передачи я ей рассказал то же самое, но не «шершавым языком плаката». Мало того, что она слушала, так стала еще и вопросы задавать.
Михалкова можно обвинять в чем угодно, но только не в глупости. Он выставил этот фильм на Каннский кинофестиваль и лучше нас знает, что и как надо показывать западному зрителю, чтобы угодить его вкусам и соответствовать его представлениям о Второй мировой войне. Но тогда получается, что Никита Сергеевич банальный двуличный конъюнктурщик, выставляющий Родину и земляков за их же деньги в неприглядном свете на потеху Западу, а патриотические речи о любви к России оставляющий для внутреннего применения?
Этот фильм, как говорят, стал самым дорогим в истории России. Я слышал цифры от 37 до 51 млн долларов. Но никак не могу понять, на что могла пойти такая прорва денег. 1,5 млрд рублей это два годовых бюджета города Борисоглебск с 76 тыс. населения. Высокохудожественное возведение развалин с привлечением художников и дизайнеров мирового уровня? Знаменитый мост, возведенный какими–нибудь англичанами из красного дерева и карельской березы? Масштабные массовки, одетые от Гуччи? Гимнастерки и телогрейки от кутюр? Спецэффекты? Ничего нового, потрясающего воображение я не разглядел… Зная щепетильную честность Никиты Сергеевича, будем считать, что эти миллионы ушли на размах.
Удивило то, что мало зрителей покидали зал. Свой интерес к фильму я определяю, можно сказать, в количественном выражении. Единицей измерения являются минуты, которые пройдут после начала фильма до того момента, когда я первый раз посмотрю на часы. На «Аватаре» первый раз я на них взглянул за полчаса до конца. Здесь через полчаса после начала. Все чего–то ждали. И дождались. Фильм заканчивается появлением непонятно как оказавшейся среди припорошенных снегом развалин медсестры Нади, раздевающейся перед не видевшим женской груди, умирающим молоденьким танкистом. Но в последний момент она ее стыдливо прикрывает. Несчастный так толком ничего и не увидел… Дальше идет реклама третьего фильма – «Цитадель». Но я, утомившись на втором, на третий точно не пойду. И никакая реклама меня на него не загонит!

Борис ТРОФИМОВСКИЙ